fc joaquin phoenix
энох кромвель, 135
волшебник; клеведон, северный сомерсет, великобритания; путешественник мирового класса

дождь стучит долго. мерный усыпляющий звук в черепной коробке разливается головной болью, липким джемом. он прикладывается к любимой фляжке: виски не различим на вкус, давно убитые рецепторы онемели, имеет смысл только час, когда свет потухнет. нет сил встать, нет желания одеваться. слишком тяжелое тело, слишком бессмысленно рвение. часы отсекают время на отрезки, энох пялится в стену. запах сгнившего завтрака пропитал комнату, одежду, волосы, спелся с запахом немытого тела. гораздо лучше, чем аромат её духов. он силится вспомнить что-нибудь ещё - взгляд, жест, звук шагов, но отвлекается на мух. прекрасные соседи, симпатичнее крыс, громче тараканов. энох не жалуется.
в той, другой, светской жизни его имя звучало, как английская мечта. а соседи звались пустышками и прихлебателями.
в той, другой, светской жизни, где он шагал по мирам, играл в политику, спал с женой, одевался как франт, язвил с обложек изданий и безобразно напивался на приёмах, казался цельным. почти счастливым. он шёл к этому так долго, что успел позабыть: на свете нет ничего постоянного.
разумеется, у него были и другие жизни с 1845.
камень на водной глади считает круги: счастье временно, смерть конечна, будущее безбрежно. бессмертие никогда ещё не давалось ему так легко. но какой в этом толк, если даже трезвым, он мечтает покончить с собой.

он несколько раз слышал (непременно шёпотом): магия прорастает из боли. магия эноха уходит корнями в игры со временем.
пока другие дети съедали самое сладкое, он давился тестом.
пока другие дети насаживали мотыльков на иголку, энох зарывал их в землю и накрывал стеклом.
дети выросли и пошли по земле дальше, энох учился не сходить с места.

тяжелее всего в разрыве - ощущение хрупкости. как тяжелый трип или кошмар: может повториться, но непременно рассеется. энох хотел бы, чтобы эта женщина осталась с ним - примерно навсегда, как небо над головой, как смена дня и ночи, как магия, но в мире нет ничего постоянного.
через десять лет брака карточный домик разнесет к хуям. будто он ничего не стоит. и никогда не стоил.
через десять лет брака она скажет, что влюбилась в какого-то идиота, и подаст на развод.
стекло после дождя обратится в стеклянную радугу, но мертвые мотыльки не летают. верхушка именинного пирога вызовет тошноту. стрелки часов отсчитают минуты, часы, дни. и он может дойти до вершины пищевой цепочки (если захочет). воплотить чужие мечты (если захочет). подчинить время (если захочет). воспоминания потускнеют, боль притупится, мысли уйдут. горечь вымоет штормовой волной.
(всё, что в тебе было стоящего, — мои чувства к тебе)
пройдет не одно десятилетие, прежде чем кромвелля откопают со дна. энох вспомнит, как попадать рукой в рукав, может быть, даже разыщет парные носки, но, если честно, не ебёт. в аллертон холл скучные снобы, энох точит об них акульи зубы, но, если честно, на отъебись. ахмади никак не забудет заблеванные туфли, но, если честно, похуй.
(всё, что у нас есть, — это наша история)
надпись на обложке сценария: продаётся.
на горизонте по-прежнему маячит будущее, неизбежное, как тоска и разочарование.