бешено ярый с бычьей ногой добрый бык
добрый бык
В Филлори во рту пересыхает быстрее, чем на самой унылой нью-йоркской тусовке: вакханки порхают вокруг него, отгоняя мух и почитателей (Эмбер вернулся, восславим Эмбера), опьянение исчезает быстрее, чем бокалы; кажется, к местному алкоголю у Вакха всего-то за несколько недель выработалось привыкание - с тем же успехом можно пить виноградный сок.
извращение
Двадцатый век Вакха очеловечил быстрее привязанности к кокаину: он привык к клубам, комфорту, дизайнерским наркотикам, появляющимся каждый день; последние годы засел в Нью-Йорке, выбираясь разве что по исключительным поводам вроде Burning Man. Безумие было приручено столетия назад, но так налажено - впервые; с людьми не успеешь заскучать, если дресскодом каждого ивента сделаешь «приведи достойного друга» (в себе, на себе или с собой - без разницы). Месяц назад объявилась Ирис - Вакх не знает, как долго ничего о ней не слышал, но не видел бы её ещё столько же -
люди то ли попытались проникнуть в Блэкспайр, то ли собирались попытаться (Ирис, серьёзно? ты вообще видишь, в каком я состоянии? можешь прийти завтра, только без этой унылой рожи),
Вакх так и не понял, потому что не хотел понимать; Ирис морщится, когда слышит, что ему нужно отоспаться (она-то, наверное, первая попрощалась со всем бренным).
Иди нахуй, Ирис.
Первое время он долго думал о том, почему Ирис позвала именно его - может быть, потому что знала, что он даже не дослушает и сразу скажет «да», потому что Библиотека - коллекция магической плесени, способной разве что вгонять его в тоску, потому что он никогда не отказывал ей раньше, потому что привык полагаться на то, что её идеи (это Вакх признавал без особых усилий) самые здравые. Когда рядом была Ирис, Вакху не нужно было думать; когда она закончили с ритуалом и Ирис исчезла первой, Вакх решил, что думать он уже даже не хочет.
Первое время приходилось стараться, чтобы опьянеть: держать эту мысль в уме, а вино во рту (сколько было выпито зря), не забывать о том, что пытаешься почувствовать; когда Ирис создала хуй знает какой по счёту мир, Вакх обзавёлся менадами и приручил безумие (в Аргосе сначала научились выращивать виноград, а потом начали жрать своих же младенцев). Говорят, Гера свела его с ума и наложила проклятье - ложь, конечно, хотя она всегда была той ещё сукой; Ирис выслуживалась перед старыми богами, которые отказывались её признать,
Вакх иногда убивал - в основном, конечно, старых знакомых и мелких божков (все смотрят с таким презрением, будто он в чём-то виновен). Стоит выйти из себя и разорвать несколько тел, как тебя назовут безумным,
безумие - это желание стать богом.
Когда мать отказалась от него, он вспомнил об обиде всего-то спустя пару столетий после её смерти: вспомнил и спустился в Аид, чтобы её забрать и сделать богиней,
и это он безумен? Безумие - это его силы, бессмысленные и острые, царапающие ему руки; их слишком много, он готов ими делиться - а люди говорят, что он сеет хаос. Безумие - это ускользающее воспоминание о прошлой жизни, бледнеющее с каждой секундой, безумие - это несмертность и пришедшее вслед за ней онемение; Вакх перестаёт ощущать собственное тело, как только закрывает глаза, и проваливается в глубины, о которых ему никогда не было интересно думать. Может быть, Ирис это и было нужно, но Вакх никогда о таком не просил.
Менады знают, что самый простой способ его порадовать - сжечь рыжее чучело. В идеале - вместе с каким-нибудь городом,
Ирис отравляет всё, к чему прикасается.
(а безумным назвали его)
Филлорианцы, сочиняющие песни не ему, но Эмберу, сходят с ума. Воспоминания о прежнем унижении, об отвергающих его богах и людях - что стекло под ногами; ступни Вакха в земле, руки в бычьей крови
(отвратительные песни)
В Филлори душно и от маски потеет лицо; запас наркотиков подходит к концу, местные вообще ничего не делают; во рту сухо,
(отвратительная музыка)
В Филлори не знают его имени - Вакх напоминает себе, что так правильно, и на несколько дней забывает о том, как его зовут. Всё теряет смысл, когда Шошанна подходит к нему и уголками рта образовывает обеспокоенность (боги, тебе это так не к лицу), всё теряет смысл, когда Шошанна - забывшись - говорит Вакх, а из-за её плеча выглядывает Ирис.
Вакх сплёвывает себе под ноги (снова не успел забыть её лицо).
— Я, кажется, говорил что-то насчёт постной рожи.
Может быть, она и с монстром успела договориться - и сдала ему Вакха, ей не впервой выслуживаться перед древними уёбками.
— Зачем ты пришла? Умоляю, скажи, что привела с собой Монстра, потому что твоя кислая мина меня убивает.
